Деменция. Время жить или время умирать?

Автор: Ольга Ильинская

Деме́нция (лат. dementia — безумие) —  приобретённое слабоумие; это синдром, совокупность симптомов, проявляющихся одновременно.

Деменция возникает ввиду разрушительных процессов в головном мозге. (Как утверждают специалисты, изменения происходят на клеточном уровне; из-за нехватки должного питания погибают нейроны).

Деменция и болезнь Альцгеймера – разные недуги со схожими симптомами.

Болезнь Альцгеймера -- хроническое нейродегенеративное заболевание. Характеризуется отложением в нейронах головного мозга Aβ-бляшек и нейрофибрилярных клубочков, что приводит к смерти нейрона с последующим развитием когнитивной дисфункции у больного. Главный симптом данной стадии — нарушение кратковременной памяти.

Степени тяжести деменций – лёгкая, средняя, тяжёлая.

Проявления деменций – неряшливость, нарушения речи, логики, памяти, интеллекта, координации движений, замедление скорости реакции, депрессии, психоз, галлюцинации (зрительные и слуховые) и параноидальный бред, дезориентация во времени и пространстве, потеря навыков чтения и письма

Классификация деменций – 1) корковая или атрофическая (страдает кора больших полушарий; болезнь Пика, связанная с хроническим заболеванием центральной нервной системы и атрофией коры мозга) , 2) подкорковая (страдают подкорковые структуры), 3) корко-подкорковая или сосудистая (смешанный тип поражения: возникают нарушения циркуляции крови в сосудах головного мозга, которые могут быть следствием инсульта, инфаркта, атеросклероза, гипертонических болезней, сахарного диабета, черепно-мозговой травмы, сифилиса), 4) мультифокальная (множественные очаги поражения во всех отделах центральной нервной системы).

СТАТИСТИКА – 1) в мире деменцией страдают более 40 миллионов человек;

 а конкретно в России -- 1 миллион 700 тысяч человек, то есть .практически каждый 15-й пенсионер (это согласно подсчетам одного из ведущих дементологов страны, профессора Олега Левина,);

                              2) государственных домов престарелых и инвалидов в России – более тысячи (более 1000);

3) частных пансионатов для пожилых в России – более двухсот семидесяти (более 270)  на восемь тысяч мест.

• Не заводят уголовных дел на родственников и сиделок, которые подвергают страдающих деменцией физическому насилию. (Потому что трудно или невозможно доказать степень вины, ведь больные не могут ничего рассказать, а свидетелей нет). 
• Когда врачи ставят диагноз «деменция», родственники больного нередко рады этому. (При диагнозе «деменция» человек признаётся недееспособным и теряет все юридические права на недвижимость, денежные средства и пр.) 
• Родственники нередко умышленно убивают страдающих деменцией. (Они сами или с помощью подкупленных сиделок увеличивают дозу психотропных препаратов, которые добивают и без того ослабленного больного).  
• В некоторых пансионатах содержат бизнесменов, поражённых алкогольной интонсикацией, приведшей к деменции.  
• Специалисты утверждают, что болезнь Альцгеймера сложно диагностировать с точностью в отличие от деменции.

1. "Айрис" (драмеди 2001 года, режиссёр Ричард Эйр). Биография писательницы, поражённой болезнью Альцгеймера. 
2. «Дневник памяти» (мелодрама 2004 года, режиссёр Ника Кассаветиса).  История пожилого влюблённого, который пошёл в приют для престарелых за своей любимой женщиной, которая перестала его узнавать. 
3. «Мой сводный брат Франкенштейн» (драмеди 2004 года, режиссёр Валерий Тодоровский).  Молодой парень на чеченской войне получил травму головного мозга и сошёл с ума. 
4. «И всё осветилось» (трагикомедия 2005 года, режиссёр Лев Шрайбер). О жертвах холокоста, которых сразила пережитая в войну жестокость; невероятно сильный фильм; действие картины разворачивается в наши дни, в конце женщина преклонных лет спрашивает своих гостей: «А война уже кончилась?», и становится понятно, что она давно сошла с ума, хоть и выжила.  
5. «Доказательство» (драма 2005 года, режиссёр Джоном Мэдденом). История выдающегося профессора, мозг которого начал сдавать, превращая его в сумасшедшего. 
6. «Вдали от неё» (драма 2006 года, режиссёр Сара Полли). О любви.  
7. «Всё ещё Элис» (драма 2014 года, режиссёр Ричард Глацер). История  успешной красивой дамы-учёной, которая заметив изменения в своей личности, прошла обследование, где выявилась её проблема – болезнь Альцгеймера, и она просит пройти обследование своих выросших детей, чтобы исключить риск и предпринять необходимые шаги, если недуг коснётся их. 
8. «Помнить» (триллер 2015 года, режиссёр Атом Эгоян, Канада). История нацистского палача, который, состарившись, всё забыл, и его убеждают, что он тот несчастный иудей, чью семью сожгли в концлагере и что он сам обещал воздать по заслугам; палач внутренне проживает боль потерь людей, которых отправлял на смерть. 

Как относиться к человеку с деменцией, называемого в народе «сумасшедшим»? 

  Врач. Нужно понимать, что деменция – это синдром, вызывающий слабоумие. Обижаться, сердиться бессмысленно и глупо. Да, вылечить дементора нельзя. Но поддерживать его в определённом состоянии – не критическом! -- можно. И чем раньше будет выявлен недуг, тем лучше. Первые провалы в памяти напрямую указывают на то, что человек нуждается в помощи. Лучше стразу пройти  МРТ (томографию) головного мозга, которая позволяет увидеть даже те участки мозга, которые закрыты костными структурами. Естественно выявляются наличия изменений  в мягких и соединительных тканях оболочки мозга. Данная методика позволяет изучить все структуры и отделы: мозжечок, гипофиз, зрительные отделы затылочной доли, желудочки мозга, а также части, отвечающие за память  и мышление.   

- Специалисты подчёркивают, что деменция – это общий термин клинических синдромов, а болезнь Альцгеймера – заболевание? 

Врач.  Совершенно верно. Именно болезнь Альцгеймера провоцирует наибольший процент деменций. Происходит нарушение баланса глутамата, ацетилхолина и бета-амилоидных бляшек в некоторых областях головного мозга.       

-- Благодаря ранней диагностике есть возможность вовремя назначить препараты, которые поддерживают в норме больного на продолжительно время? 

Врач.   При болезни Альцгеймера нарушается нейромедиаторный баланс, который восстанавливают с помощью ингибиторов специфических ферментов или белков-транспортёров.   

-- Болезнь Альцгеймера при её характерных необратимых процессах неизлечима. Деменция ведь тоже? 

Врач.  Напомню, что деменция бывает разных видов: деменция с тельцами Леви (снижается концентрация внимания, но без потери памяти), сосудистая. Но есть такие, которые вызваны  дефицитом питательных веществ или медикаментов, и могут носить временный характер. Это редко, но бывает.  

-- А какие-то гарантии родственникам больного можно дать? Как долго больной может быть, как бы сейчас сказали, «в форме»? 

Врач. Никаких гарантий! Есть причина  и следствие. Болезнь, синдром – всегда следствие. К старости организм изнашивается, а где тонко, там и рвётся. Наша жизнь – это бесконечная череда стрессов. И все переживают стрессы по-разному, исходя из того, что разный темперамент, разная наследственность, разная социальная среда. Внешне человек был всегда выдержан и спокоен, не давал выхода эмоциям, а в один прекрасный день накопившийся за годы стресс порвал сердце, мозг.  

-- То есть когда люди кричат и ругаются – это называется «выход эмоций»? И это неплохо? 

Врач. Плохо. Это показатель низкого уровня культуры. А выход должен быть в положительных эмоциях, там, где человек мог бы расслабиться. Например, мужчинам важна рыбалка. Мужчина – охотник по своей природе, в связи с чем, попадая в родную стихию, реализует себя и получает удовлетворение, моральное и физическое. У каждого свой «конёк». Нужно восстанавливаться. И нужно уметь восстанавливаться! Пока у нас отношение к отдыху примитивное.  

- А для больных деменцией важно доброе отношение со стороны окружающих? Или они уже ничего не понимают? 

Врач. Они могут умом не понимать, но чувствовать сердцем! Ласка и уважение для них также важно, как и для обыкновенного человека.  

-- Но если больной не даёт спать, руками лезет в унитаз, чтобы играть своими фекалиями, а родственникам следует убирать это и терпеть, то о каком уважении и ласке можно говорить? 

Врач. Изоляция.  

-- Следует отправлять больного в дом для престарелых и инвалидов или в психиатрическую больницу? 

Врач. Сейчас есть частные пансионаты, где предоставляется выбор комнат, что влияет на цену содержания больного. Это недёшево. Но это выход.  Если у семьи есть особняк с множеством комнат, то вопрос с изоляцией и сиделкой решается сам-собой. А если семья живёт в двухкомнатной или трёхкомнатной квартире, бывает и в однокомнатной, да ещё в знаменитой «хрущёвке», где не протолкнуться, то сильному стрессу будут подвержены абсолютно все члены семьи. Дементор не даёт спать, крадёт вещи, по-своему хитрит, что нервирует окружающих. Он живёт в другом мире, до конца это понять пока невозможно. Ему, например, может казаться, что он в детстве, или на войне, оттого ведёт себя соответственно. Крадёт и прячет про запас. Само собой забывает через несколько минут. Сознание работает вспышками. Отсюда и абсурдность поведения. В жизнь окружающих привносится хаос, перечёркивая необходимую упорядоченность, что постоянно выводит людей из равновесия. Практически всем членам семьи наносится психологическая травма.  Поэтому изоляция рассматривается как возможность помочь всем. Это как открытая форма туберкулёза, при которой изоляция больного просто необходима!  Однако любой случай нужно рассматривать индивидуально и искать свой выход из положения.  

-- Замечу, что не стоит забывать, что мы можем найти выход из ситуации, а дементоры нет. 

Врач. Больной деменцией всецело зависит от окружающих его людей. Он беспомощен. Он уязвим! Застой крови вызывает отёк лёгких, то есть там накапливается жидкость, отсюда пневмония, кислород в организм не поступает в нужном количестве, и летальный исход предрешён.  

- А несведущие полагали, что дементоры легко простужаются, поэтому заболевают пневмонией. 

Врач. Они и простужаются легко,  потом долго и продолжительно болеют, так как иммунитет ослаблен до крайности. Плюс ко всему приём антипсихотических средств вызывает ряд патологий: непроходимость кишечника, болезни печени и желудочно-кишечного тракта. Также нарушается способность организма нормально регенерировать ткани, поэтому даже пустяковые открытые раны выливаются в серьёзную проблему: липнет любая инфекция, способная привести к развитию сепсиса. Что касается кровообращения, то оно очень плохое, в связи с чем, могут образовываться тромбы. 

-- То есть дементоры – это «смертники»?  

Врач. Нет. Продолжительность жизни зависит от ряда факторов, важнейшим из которых становится уход за больным.  

Великая княгиня Елизавета Феодоровна – по происхождению принцесса Гессен-Дармштадтская, родная сестра императрицы Александры Феодоровны и внучка английской королевы Виктории; вышла замуж за великого князя Сергея Александровича Романова и стала российской княгиней. Выучила русский язык и приняла православие. После зверского убийства мужа решила служить Христу и ближним. В 1909 году купила в Москве участок земли на Большой Ордынке и открыла Обитель милосердия, назвав её в честь жён-мироносиц Марфы и Марии и став настоятельницей обители. На территории расположились два храма (Покровский и Марфо-Мариинский), лечебница, аптека с бесплатными лекарствами, приют, школа, дом, где жили крестовые сестры милосердия, в старину их называли диакониссами, которые отличались от монахинь тем, что не принимали монашеского обета (монашество закрыто от людей и мало сочетаемо с социальным служением), а давали обет бескорыстно помогать людям и нести людям веру православную, которая и спасает всех нас.

 Елизавета Феодоровна с сестрами ходили в самые грязные, зловонные кварталы Москвы, где повсюду царила антисанитария, и обстирывали, обмывали, лечили отверженных, то есть тех, от кого общество по сути отказалось, причислив их к отбросам, то есть пьяниц, инвалидов, куртизанок, тяжелобольных с ужасными гнойными ранами. Никто не ждал сестер с распростёртыми объятиями. Хамство, пошлые шутки, оскорбления неслись прямо в лицо. Но никогда ни Великая княгиня, ни сестры не отвечали тем же! Только любовь порождает любовь. И отверженные проникались душевным теплом и сами начинали следовать примеру сестёр.

После революции обитель закрыли, а Елизавету Феодоровну в 1918 году сослали на Урал и жестоко казнили в Алапаевске, сбросив живой в шахту. В 1992 году Русская Православная Церковь причислила Великую княгиню Елизавету Феодоровну к лику святых мучеников. Частицы мощей святой покоятся в Марфо-Мариинской обители милосердия.

Марфо-Мариинская обитель милосердия -- создана в 1909 году, разрушена после революции, возвращена Русской Патриархии в 1992 году, восстановлена и преобразована в ставропигиальный женский монастырь с сохранением особого уклада жизни, как задумывала Елизавета Феодоровна. Здесь есть детский дом, медицинское училище сестёр милосердия, сестричество, патронажная служба, Марфо-Мариинский медицинский центр «Милосердие», где работает респис для тяжелобольных детей, детская выездная паллиативная служба, работа с зависимыми от алкоголя людьми, богадельня (приют для престарелых), служба добровольцев (помогают инвалидам, тяжелобольным, многодетным в самых разных случаях: транспортировке, доставке необходимых средств, уходу, ремонту и др.), служба помощи людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, группа работы с просителями. Адрес: Москва, Большая Ордынка, 34 (м. Третьяковская).

Елизавета Фёдоровна Романова. "Счастье не в деньгах и не в роскошном дворце. Богатства можно лишиться. В том счастье, что не отнимут ни люди, ни события.
В вере, в духовной жизни, в самом себе. Сделай счастливыми ближних и сам станешь счастлив".

Иеромонах Иов (Гумеров). «Душевная или умственная болезнь, постигшая человека, живущего с верой, — не трагедия, а крест. Особенно тяжел он для самых близких ему людей. Нужно отнестись к этому с полным доверием к Божественной воле, непоколебимо веря, что она ведет ко спасению, как самого больного, так и родных, которые проявляют деятельную христианскую любовь. От нас сокрыто в Премудрости Божией то, что ведомо только Господу. Родственники должны осознать, что болезнь близкого им человека является испытанием их христианских добродетелей и духовной школою, без которой трудно спастись. Необходимо такого человека регулярно причащать, водить в храм, помогать ему в молитвенной жизни. Господь же да управит сердца ваши в любовь Божию и в терпение Христово!»

«Я поздний ребёнок в семье. Мама родила меня, когда ей было почти сорок. Что ни говори, а возраст… И моя родная сестра старше меня аж на восемнадцать лет! Но это ничего страшного. Мы жили дружно. Маме я за дочку и за внучку, сестре – за игрушку, папе – за медаль. (Папа у нас военный. Когда-то служил в Абхазии и участвовал в боях за Сухуми. Во всяком случае в нашей семье именно так говорят. Думали, что ему дадут медаль и льготы разные, но всё это следовало выбивать, а папа не такой. И мама, чтобы он не огорчался, дала ему меня. Папа сказал: «Спасибо!»)  

И все как давай меня любить! Хочешь в кафе – пошли, хочешь шубку из панды – сошьём; благо овечьи шкуры легко красить. Сестра, когда училась в медицинской академии, привозила мне разных сладостей, и мама её ругала, вроде, зачем, когда всё рядом в магазине купить можно дешевле и самой приберечь стипендию? Но сестре нравилось смотреть, как я радуюсь! Да и мама тоже нравилось. А папе… Он вскоре умер.  

Мама отлично шила, этим и жили. Когда я подросла, то все стали говорить, что я в маму. И одеться со вкусом умею, и всё такое прочее. У сестры уже своя семья --- семеро по лавкам, но свой дом в Подмосковье, машина и у неё, и у мужа; не бедствуют. А у меня только мамина «однушка», да старенькая «матизка» из серии «Два часа позора – и ты на даче».   

Замуж позвали, согласилась, потом развелась, потом опять собралась. Мама патетично читала нотации, и её можно было принять за профессионального лектора, так здорово у неё это получалось. Но нотации сами по себе, а я сама по себе. Ухажёр есть – семьи нет. А тут прихожу как-то домой, запах странный, я – на кухню, а там «на газу» в фарфоровой тарелке суп кипит. Я к маме, а она спит в комнате. Разбудила, отругала, мама – в слёзы, что это не она. Ладно. Через день соседи вызвали «пожарку» (или мчс), не помню уже… Мама клятвенно била себя в грудь, что не она газ на плите зажигала, а некто странный и невидимый. Меня трясло: зачем издеваться надо мной? Я закричала: «Я тебя в психушку сдам, если ещё раз к плите подойдёшь!» Когда утром на работу собралась, все конфорки разворотила и газ перекрыла. Уф… Возвращаюсь. Плита не тронута, но… Всё вверх дном: вещи из шифоньера перекочевали в кухонный буфет, и мой туалетный столик подвергся тотальному разгрому, а мама, прямо «няшка», лежит на диване и газету вверх ногами читает. Я: «Мама-а-а!!! За что?» Сестре звоню, но ей не до этого, потому что малышня у неё всем скопом болеет. Другу звоню, плачу, а он мне говорит, что врачу маму показать надо. А мама слушает, смотрит на меня, потом говорит: «Девчонки, пошли в туалет!», и прямиком на кухню. В общем, врач-терапевт, потом врач-психиатр, и у нас дома – сиделка. Это в нашей-то «однушке»! Но всё ж таки какой-то сдвиг. Я старалась уходить, как можно раньше, а приходить, как можно позже. Выяснилось, что у мамы ещё одна патология – матка выпадывает. Пошли к гинекологу. Пока в очереди стояли, мама всех смешила своими рассказами, а мне ужасно стыдно было, что сижу с сумасшедшей. Гинеколог кольцо вставила и посоветовала пролечить маму в психушке. Я категорически нет! Но тут мама перестала спать. Ночью шатается по квартире, всех будит и без конца разговаривает. Сиделка сбежала. Нашли другую. Та украла у нас, что могла (на маму же всегда можно спереть), и сбежала. И вот мама – в психушке. Я на двадцать дней дома одна, отдыхаю. Не знаю, что с мамой делали, но она перестала меня узнавать, у неё появились пролежни. Приехала сестра и устроила мне разнос, что довела до ручки родную мать, которой под семьдесят! Оставила лекарства и умчалась к детям (их уже трое!). И я опять одна. Одна с сумасшедшим человеком, который ходит и днём, и ночью, и что-то всё время рассказывает. Но я терпела. Кричала, конечно, на маму, чтобы хоть немного слушалась, но она через пять минут всё забывала. И когда соседей водой затопили… Короче, помог мой друг. Нашёл пансионат, где принимают таких больных. Мы с ним определили маму в палату на четверых, это недешёвое удовольствие. Купила маме, как там требуют, пачку памперсов на месяц, салфетки, резиновые перчатки (это уже для сиделок), белья навезла добротного. Вздохнула немного. Буду, думаю, приезжать, маму навещать. А она уже меня не узнаёт… Я к медсестре: «Что вы с ней сделали?» А медсестра спокойно: «А что вы хотите? Это мозг погибает. Болезнь прогрессирует. Поэтому она и боли не чувствует, что конец матки уже наружу торчит. Возили к гинекологу, хотели вправить. Вы ж с нами ездили! Так вспомните, что врач сказала: «Все ткани разлезаются. Уже ничего нельзя сделать. Пусть уходит так». 

Сестра приехала ко мне и стыдить давай: «Мать сдала в пансионат! Да как тебя земля ещё носит? Когда по всей стране зарплату не платили, а у тебя праздник – твой день рождения, так мать тебе из старой шубы большого зайца сшила.  Всю ночь. Чтобы порадовать! А тебе всего-то три года было, ещё ничего толком не понимала. А мать старалась. А ты её в пансионат…» Они с мужем посовещались и забрали маму к себе. Выделили комнатушку в мезонине, утеплили, как могли, сиделку нашли. А мне – бойкот. Как будто я враг народа. А я маму люблю. Ценю, что она сделала для меня. Но у меня нет такого дома, и мужа такого тоже нет. И не получается у меня домовничать, как у сестры. Но я знаю, им тяжело. Мама ходит по дому под присмотром сиделки и умудряется хватать разные пузырьки, лекарства, линейки, карандаши, тапочки, документы, и прячет в разные щели. Обижается, когда на неё кричат: «Умные больно…» Мама могла бы стать учительницей. У неё получается наставлять. Но стала портным-закройщиком, чтобы с папой по гарнизонам мотаться и семью содержать. Я тебя люблю, мама! Это всё.» 

«Я сиделкой в Москве проработала почти год. Прямо жила в пансионате для пожилых вместе с дементорами. У меня образование есть, «вышка», я технарь. Но в жизни всё наперекосяк. Сама из Оренбургской области. Там и квартира есть. Но жить там нельзя. Муж беспробудно пьёт, безобразничает. Такой подонок… А деться некуда. Как могла терпела. Потом, когда дочь в Москву уехала работать, за ней подалась. Прямо так, денег только на билет в один конец. Приехала, и тоже деться некуда. Дочь сама едва концы с концами сводит, снимает койко-место, учёбу оплачивает. Да я ей ещё обузой буду? Нет. Скиталась. Прямо на улице жила. Спала в подъездах. Гоняли меня, как бомжиху. А я и есть по существу бомж! Без определённого места жительства. Простудилась и заболела. Голодала ужасно. Но всё равно для себя решила, что лучше умру на улице, а домой в этот ад не вернусь! Ноги сами привели меня в Свято-Даниловский монастырь, где мощи святого Даниила Московского покоятся. Сидела там на лавках, хоть в тепле. Плакала, молилась, как могла. А потом женщина подошла и дала телефон с адресом пансионата для пожилых, где требуются сиделки. Но сразу предупредила, что работа очень тяжёлая! Но для меня, которая на улице жила, разве такая работа покажется тяжёлой? Рада была – не передать. Приехала, с первого дня меня взяли и я сразу приступила к работе. Комнаты, большие и поменьше. Везде стоят переносные горшки для инвалидов, куда старики ходят. За горшками мало того, что следить нужно, чтобы всегда было чисто, а и самих стариков на них сажать, потому многие сами уже не могут. Мне повезло. Я работала на первом этаже, где жили женщины. Хотя я и с мужчинами бы смогла. Утром встаю, наскоро завтракаю и начинаю свою группу стариков поднимать: на горшок, умыть, подмыть, причесать, переодеть. Большинство в памперсах, потому что ночью писаются, и памперсы следует переодеть, и постель сменить. Потом завтрак, потом уборка комнат. И прогулка! А попробуй-ка такую ватагу собери – замаешься, Но вся делала, уставала до чёртиков, но терпела. Ночью в своё дежурство вставала, переодевала кого нужно. А что делать? Другой работы нет. А здесь платят, и ночлег искать не нужно, и дочери копеечкой помогу. Себе вещи прикупила: и сумку, и кофточку, и кредит закрыла. С сиделками, что рядом, ругаться приходилось. Одна мне: «Не бей их, пожалуйста!» Да кто бьёт? Нужны они больно. «Овощи», ничего не понимают и передвигаются, как в замедленном кино. Слов не понимают вообще! Говоришь одной: «Куда пошла?» Ведь старуха, а на крутую лестницу лезет и лезет, свалится – я же виновата буду, так я хватаю её за руку, а она: «Ой, Мама!». Я чётко говорю: «Я тебе не мама». Тут эта сердобольная коллега подбегает и давай обнимать дурочку-дементоршу и переодевать идёт. Смотреть противно! Надо быстро всё делать, организованно, а не слюни распускать. И не баловать дементоров, а то они наглеют. Одна никак не хочет в комнату заходить, пока её за нос не схватишь и не потащишь. Уговаривать что ли буду? У меня и без того дел невпроворот. И ногти  этим куклам постричь надо, и вымыть полностью, у кого банный день. Нас, сиделок, всего двое на двадцать человек! А они ещё и выделываются! Мозгов у них нет, поэтому нечего строить из себя. Заслужили значит! Вон Галя, живой скелетик ходит, уже почти ничего не ест, но всё пытается куда-то идти. Бегать я за ней что ли буду? Хороших дочек воспитала: они за весь год здесь только пару раз были. А эту, Ирину Ивановну, сноха привезла с ходунками вместе, и всё нос от неё воротила, до того она ей противна была. А она и противна! С гонором. Как запоёт своё: «Я в министерстве проработала четверть века, я в министерстве…» Что толку? Ей восемьдесят, и где она сейчас? А старушка Татьяна? Дочь придёт, везде свой нос сунет: как одета, как помыта. Такая щепетильная? Так забирай домой и ухаживай! А то сама на дачу, полубезумную мамку – в пансионат. Тяжело? А кому легко? Меня саму мать бросила, а удочерила потом другая женщина, которая ещё и укоряла, что кормила и поила меня. А ведь я больной родилась, родная-то мать от меня пыталась избавиться, а не смогла, и я родилась с опухолью на спине. Потом у моей дочки на лице были гнойники, вдруг наследственность? Нам тоже тяжело. И муж такой, что врагу не пожелаешь! Вот дочка замуж собирается. Деньги нужны. Поэтому я с дементорами даже церемониться не буду. Помыл, накормил, спать уложил. Их вон сколько! Вякнет кто – галоперидол в рот. Пусть спит. Не надо меня стыдить. Они это заслужили».    

Всё началось с того, что мне стукнуло сорок пять, и я волею случая попала в Марфо-Мариинскую обитель милосердия. Стала работать в трапезной. Мыла посуду, накрывала на столы, драила пол. Невероятно уставала! Под конец дня – просто не человек. Но такого воодушевления у меня не было давно. Приходилось принимать детей с церебральным параличом, «даунят». Чайку им с пирожками, и обязательно, пробежав мимо, успеть погладить по голове. Дети, конечно, приходили не одни, с родителями. И я видела, что те, в отличие от своих чад, переживают ситуацию очень тяжело, мучаясь вопросом: за что?.. И наша замечательная сестра Татьяна, добрая душа, с теплотой в голосе говорила, что не всегда беда – наказание, это возможность увидеть мир другими глазами, где много обездоленных, и беда-то вовсе не беда, а школа любви; такие особые детки учат нас любить и проявлять любовь, будят в нас веру. А вера без дел мертва! И Татьяна рассказывала о Елизавете Феодоровне, её жизненном подвиге. Если вы здесь, в обители, это не случайно. Вас призвала Великая княгиня. Учитесь делать добро! 

        Работая в обители, я нередко видела, как обучают патронажных сестёр. Как следует переворачивать лежачего больного, как накладывать повязки и прочее. Поймала себя на мысли, что ухаживать за больными, которые ходят под себя, не смогла бы. И вот…  Крутой вираж – и я подмосковном пансионате для пожилых. Здесь люди с деменцией, болезнью Альцгеймера, после инсульта.  

Провожая меня сюда, сестра Екатерина напутствовала: «За тобой грех большой! У тебя была бабушка другой веры, её парализовало, а вы из-за ссоры знаться не хотели, не помогали. И нужно искупить. Убирать за немощными кал и мочу благодатно. Кто ж ещё, если не мы?» Я согласилась. Но мне было страшно. До этого приходилось работать в школе, детском саду. Но в не в домах для инвалидов и престарелых. Однако в минуту малодушия я вспоминала Елизавету Феодоровну, разве дрогнула бы она, принцесса, перед неизвестностью, когда следует помогать беспомощным?  (Мне легче, я ж ещё устраиваюсь за зарплату, и я не принцесса). И я шагнула вперёд, можно сказать, закрыв глаза. (Сестра Екатерина поучала: «Что бы ни случилось, терпи. Не встревай. Просто скажи: «На всё воля Божия, и всё»). 

В пансионате мне показали, что нужно делать и кто мои подопечные, и вот я сиделка. Ужас прошёл. Вы спросите, какой ужас? А самый настоящий! Если увидеть людей, страдающих деменцией, то стоит кричать: «Хичкока сюда, Стивена Спилберга сюда!» Живой фильм ужасов! Мертвецы бродят по территории. 

Видимо, при поражении головного мозга страдают те участки, которые отвечают за эмоции, поэтому у дементоров маска «зомби» на лице. (Некоторые из посетителей  близких приносят для близких памперсы, пакеты с продуктами, а заходить боятся, и их можно понять). Но к чему только человек не привыкнет? Я знала, что помогать следует всегда любовью, а не из-под палки, а иначе, что это за помощь? Утром приговаривала, когда поднимала: «Вставай, мой родной, давай сменим памперс, вот тазик с водой, сейчас умоемся». Осоловелые старушки, от которых мочой разило за километр, по-своему приходили в себя, медленно и неохотно. Были такие, что и сами садились на горшок и даже производили впечатление вменяемых, но их было немного. Контингент, в основном, состоял из тех, которые не могли себя обслуживать и остро нуждались в медикаментозной поддержке.  

Загвоздка таилась в том, что больных (а дементоров лично я называю только так!) было много, а обслуживающего персонала мало. Справлялись хрестоматийно: кого-то умыли, кого-то только причесали, кому-то только сменили памперс, оставив водные процедуры на «после завтрака».  

Сил и внимания требовало абсолютно всё! Накормить больных было непросто. Почти никто никогда не помнил, кто где сидит за столом, и приходилось рассаживать и зорко следить, чтобы старушки ничего не перепутали и не стянули порцию у другого. Цейтнот продолжается. После завтрака – приём выписанных лекарств, и, поверьте, это заслуживает отдельной главы, несмотря на то, что заведует процедурой медсестра. Со стороны кажется, что лекарств так много, что ими можно даже закусить, устроив второй завтрак, что, наверное, так и было.  

Что дальше? Уборка комнат с аламинолом (дезинфекция, то бишь), и – прогулка. Уф! Но попробуй, собери великовозрастных детей… Памятник поставлю тому, кто сделает это быстро! Возишься с одним, другой уже выполз в кабинет управляющей и роется в документах. 

-- Кто ухаживает за Васильевой? 

-- Я! 

Мой косяк, признаю. И я бегу, хватаю за руку Васильеву и тащу её в комнату (упирается, в кабинете ей интереснее), сажаю на стул и привязываю. Да, я привязываю к стулу Васильеву! Иначе не успею одеть Кашкину, Сомову, Иванову-Петрову-Сидорову и…  других ещё. (Как говорится, вот вам успокоительное, а вот патроны к нему. Но как поступила бы Елизавета Феодоровна?..) И я говорю-приговариваю: «Вот, мои хорошие, сейчас погуляем, погода хорошая. Лето, тепло». Внезапно замираю: Васильева направляется ко мне с привязанным сзади стулом. И я читаю Иисусову моливу: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную». Через пятнадцать минут все на улице. Уф! А там старушки не хотят сидеть на месте и разбредаются, как тараканы, поэтому зов на обед становится долгожданным.  

-- Васильева съела свой суп и суп Кашкиной. Кто следит за Васильевой? 

-- Я!  

Бегу за супом для Кашкиной. 

-- Куда? Васильеву сначала привяжите, она  второе стянула у Сомовой. 

-- Голодает, бедная. 

-- Булимия. Васильевой больше есть не давать. 

А потом к моим «малышам» добавили лежачую Веру. Я была к этому голова. Я знала за что, поэтому старалась изо всех сил: боролась с опрелостями с помощью присыпки, училась переворачивать такую громадину, дабы сменить памперс с пелёнками, училась кормить.  

Однажды меня позвала медсестра и показала на Веру: «Человек принял позу эмбриона. Скоро уйдёт».  

Здесь не говорили: «Умрёт», говорили: «Уйдёт». За время моего пребывания, за незначительные тридцать дней, ушло пять человек. И пансионат был не совсем прибежищем для пожилых, это был хоспис. Сюда привозили безнадёжных: с гангреной в последней стадии, с раком тоже в последней стадии. Не брали только туберкулёзников и инфицированных «вич». И спустя время могу сказать, что я восхищаюсь мужеством и благородством персонала, который самоотверженно помогал безнадёжным в последней битве за жизнь! Как делала перевязки опытная медсестра, квалификация которой плавно перетекла в стадию врача! Как повар – при всей своей загруженности! – дополнительно готовила для тяжёлых больных и бульоны, и разные диетические пасты.  

В пансионате я перестала бояться мертвецов. Но я стала бояться себя. Это уже другая сторона медали. Хотя я говорю себе: «Это Россия, детка», а смириться не могу. Даже сейчас, когда я пишу свой нехитрый рассказ, у меня закипает в груди. Это я про сиделок. Взять бы стул и шарахнуть тёток со всего размаха!!! Сколько среди них отбросов! (Но что бы сказала Елизавета Феодоровна? Разве она позволила бы себе такую характеристику человека? Не сидите, да не судимы будете. На себя смотрите и за себя отвечайте.) Поначалу-то я столкнулась с круговертью, связанной с беспокойными дементорами, но подлинная проблема была в сиделках. Они крали всё, что плохо лежит, сжирали у старушек самые лучшие продукты, которые приносили им родственники: нарезки сервелата, сыра, колбасы, грудинки, фрукты, йогурты. Даже не стеснялись! Пировали после отбоя в открытую. Философия: «А попробуйте-ка найдите сюда людей, которые будут возиться с фекалиями этих сумасшедших!» Но самое страшное оказалось в другом ---- сиделки накачивали старушек сверх положенной нормы  галоперидолом, чтобы те спали ночью. И это нередко приводило к передозировке: открывалась рвота, падало давление.   

Сестра Екатерина меня увещевала: «Это всё до поры до времени. Бог накажет. Когда, например, у заключённых надзиратели забирают лучшие продукты, то впоследствии виновные могут лишиться разума, или их близкие: плохо учатся, ведут себя абсурдно. К заключённым надо иметь сострадание, ведь их лишают главного – свободы. И самый тяжкий грех – обидеть слабого!» 

Я согласна. Надо видеть высшую волю во всём! Как в «Солярисе» Тарковского: если в твоей жизни появился странный человек, значит, ты что-то должен сделать. И это что-то --забота и любовь. Жить по совести. Скажи себе: «Кого ты обидел? Кому не додал любви?»  

Сиделка Наташа. В детстве, в десятилетнем возрасте, её бросила мать, и они с сестрой перебивались, как могли. Работала уборщицей, горничной, санитаркой в психушке. Всегда была поставлена на грань выживания. От её рассуждений мурашки по коже: «Дементоры – это полулюди. У них в голове – жидкость, поэтому им что «сучка» скажи, что «душка», всё равно не понимают. Мы ещё их переодеваем и кормим, а дома многих лупят и в рот засовывают, что попадёт. Вот Ильичёва привезли – весь в синяках, и накормить досыта никак не могли; он дома одной китайской лапшой питался. Здесь ему – рай. А в психушке их вообще привязывают, чтобы не шатались, воду с хлебом на тумбочку ставят, и всё. Наши бабки пусть радуются, их содержат в элитной психушке!» 

Люба. Немолодая, невоспитанная, озлобленная, как с зоны откинулась --- через каждое слово мат. Близких людей нет. Люба при всей своей наглости могла поднимать и переворачивать самых тучных и тяжёлых. С работой справлялась и могла долгое время не спать. (Ведь ночные дежурства здесь обязательны). Попав в пансионат для пожилых, Люба стала звездой!  

Не только она, многие становились сиделками, так как другой работы не могли найти, и судьба, как бы, насильно приводила их сюда. Но именно так ведёт Бог. Если проявил жестокость и чёрствость, должен это искупить. 

Спасибо вам, дементоры мои дорогие, что вы людей учите быть людьми!