Уж так получилось, что наша семья небольшая и сугубо женская – бабушка, мама, я и младшая сестренка. На момент начала повествования бабушка уже много лет не работала, а поэтому исключительно все домашние дела, огороды, дачу и воспитание внучек она возложила на себя. Жилось нам не просто, но и не сложно, все как у всех. Беда пришла к нам в 2007 году, когда бабулю настиг инфаркт. Дело было осенью, а к весне она уже настолько восстановилась, что втихаря копала грядки, чем вызывала неодобрение своей семьи и восхищение всех дворовых бабулек. Упорная женщина, моя бабушка.
Был 2013 год, и я училась в институте на последнем курсе. Родных навещала только по выходным, но приезжала с завидной регулярностью. И однажды по телефону мама вскользь сообщила: «Когда приедешь, не удивляйся. Бабушка… чудит». «Чудаковатость» проявлялась в мелочах: не мыла посуду, но ставила сушиться; путала ингредиенты в каком-нибудь блюде; упоминала в разговоре людей, о которых никто никогда не слышал. Мы дружно решили, что не будем ее расстраивать и промолчим.
А дальше, словно жизнь разбили по кадрам. Приезжая спустя неделю, я видела, как разум моего близкого человека стремительно уходит в безвременье. Сначала бабушка боролась. Она продолжала заниматься делами по дому, но с каждым днем это выходило все хуже, а потом она и вовсе начала забывать, зачем пришла, к примеру, на кухню. Но в периоды просветления убедить ее в том, что мы сами со всем справимся, не представлялось возможным. Она же глава семьи. Кто, если не она?
Конечно, были врачи. Был диагноз – старческая деменция. И были рекомендации. Но лишь одна из них действовала – быть рядом.
К лету 2014 года с нами в квартире жила чужая женщина. Она не знала кто вокруг нее, кто я, есть ли у нее дети. Иногда звала по имени свою мать и признавала ее в дочери. Часами плакала без слез. Она не контролировала чувство голода. Бабушка всегда хотела есть, потому что забывала, что мы только что пообедали. Иногда приходилось вытаскивать у нее изо рта совершенно несъедобные вещи – даже вспоминать жутко. Она терялась в комнатах, не знала где находится туалет, но подгузники решительно не признавала, поэтому ведро и тряпка были всегда наготове.
Я получила диплом, приехала домой и более чем на 6 месяцев стала сиделкой. Состояние не улучшалось, атмосфера оставалась накаленной, но хотя бы дома царил порядок и все были сыты. Мама, как единственный кормилец, разрывалась между работой и домом, а сестра замкнулась в себе и не оказывала поддержки.
Однажды я сорвалась. Мы все сорвались. Этот момент должен был наступить рано или поздно. Бабушка решила, что мы ее держим здесь насильно и временами стала проявлять нешуточную агрессию. Разбитые стекла, посуда, порванные книги. Дело доходило даже до драк. И я на нее накричала. Так, как никогда не кричала. Я говорила вещи, которые не хотела говорить. Я ругала ее, ее болезнь, ее старость. Я ругала судьбу за слезы и бессонные ночи мамы, за отсутствие у меня личной жизни, за ее рок. Я ненавидела себя за все сказанное. Она плакала, а я не прекращала выплескивать эмоции. Она забыла все через минуты… секунды, а я до сих пор ощущаю тяжесть от этих воспоминаний. Но в то же время я понимаю, что этот и последующие эпизоды моих срывов были неизбежны. Иначе я бы просто сошла с ума.
Я устроилась на работу во вторую половину дня. Утром я брала на себя ответственность по уходу за бабушкой, вечером мама. Между нашими условными «сменами» было 2-3 часа, когда дома не было никого, поэтому маме доставалась вся грязная работа. Территория для разрушений в нашей трехкомнатной квартире сузилась до бабушкиной комнаты и коридора, остальные комнаты были закрыты на замки и щеколды, но и этого хватало. Как я уже писала, бабушкино сознание порой выдавало очень страшные картины, из-за чего она боялась. После чего соседи каждый раз потрясенно нам рассказывали, как она пыталась выбить окно и барабанила во входную дверь с криками «Помогите! Откройте!».
Из моего рассказа вы, наверное, можете решить, что вся наша жизнь была непроглядной мглой, но это не так. Как ни странно, мы очень много улыбались. Бабушка нас научила, что к любой ситуации нужно относиться с юмором и видеть позитив там, где на первый взгляд его быть не может. Мы разговаривали. Да, мы слышали в ответ порой абсолютную несуразицу, мы смеялись и она тоже смеялась. А для нас это было очень важно. Мы ужинали все вместе за общим столом, смотрели телевизор и создавали атмосферу семьи, где нужен и любим каждый.
В период болезни бабуля сильно похудела и стала значительно более активной, энергии было, как у двухлетнего ребенка. Немудрено, что однажды мы не успели уследить за ее перемещениями и получили вывих бедренного сустава. С кровати она больше не вставала, и все прекрасно понимали, что это значит.
Ее не стало в середине лета 2016 года. Как бы мозг не осознавал неизбежность, к уходу родного человека никогда не будешь готов. Даже если сознание этого человека уже давно отправилось в лучший мир. Но, тем не менее, мы были рады тому, что ее мучения закончились, и она, наконец, свободна.
Будучи маленькой девочкой, я безумно боялась умереть. Когда я поделилась своим страхом с бабушкой, она сказала мне: «Я не боюсь. Ведь я буду жива столько, сколько жива память обо мне». После ее смерти я бессильно плакала, не в состоянии вспомнить ничего, кроме последних трех лет жизни. Но со временем все плохое ушло, и сейчас во мне живет лишь добрая память о человеке. И я безмерно восхищаюсь моей бабушкой - Глебовой Раисой Михайловной, чей голос звонким эхом пройдет через поколения. Уж я это обещаю.
